------Откуда-то----------
Монтану вели в незизвестном направлении.Кобылка не особо сопротивлялась,лишь была очень осторожной,даже излишне пугливой с людьми.Столь короткая жизнь все же научила ее немного опасливо относиться к людям.но сейчас Хэйб не металась и не вырывалась,точно бешеная,так как все же некоторые двуногие все же относились к ней с еле заметной нежностью.По дороге не дергали и не кричали,старались не спешить никуда.
Итак Соду наконец-то привели в место назначения.Кобылка шумно вдохнула воздух вокруг и тут же почувствовала сильный,но приятный для лошадиного носа,запах хвои.Да уж,кто-кто,а Монтана довольно редко чувствовала такой запах где-то поблизости.В Аравии таких странных деревьев,называемых "ели" не было никогда. Может быть Монтане так понравилось в новой конюшне именно из-за множества новых открытых ею вещей? Или кобылка предпочла бы жаркие пески,так обжигающие ноги,холодным зимам,что пробирали для костей?.Хэйб временами себя не понимала.она и сама не знала,чего ей хочется на самом деле.
Левада.Вот куда привели молодую англо-арабскую кобылу. Видимо надеялись,что здесь никого не будет.Ошиблись.Хоть путь был неблизок,но в леваде все же находилась еще одна лошадь.Монтана за бликами солнца,которые настойчиво лези в глаза,словно мошки,заметила силуэт,находящийся совсем недалеко от нее.Хэйб стала нетерпеливо толкать носом человека,который все держал ее за повод,сомневаясь,стоит ли оставлять кобылу здесь.Тот отмахнулся и еще немного поколебавшись,все же впустил Монтану в просторную леваду.Судя по внешнему виду,левада была совсем новенькая и сюда редко кто приходил.Заборы,окружавшие ее территорию,были чисто выбелены и на них не было ни следа от лошадиной "жизнедеятельности".Трава уже обильно проросла,но было видно обильное ее скашивание.У Монтаны в голове сложилось два варианта.Либо путь от конюшни до этой левады слишком долог,либо в леваду боятся запускать сразу множество лошадей.Но Хэйб придерживалась первого мнения и поэтому больше не задумывалась над такой "проблемой"..
Человек наконец ушел,махнув рукой на возможные последствия и Монтана язвительно посмотрела ему вслед. Кобылка отвлеклась от уходящего и наконец смогла вздохнуть свободно,здесь не было ни единой души,за исключением другой лошади в леваде.Хэйб повернула голову в сторону незнакомца.Сода несколько критично оглядела его и сделала вывод,что он довольно хорош собой.Ее взгляд скользил от одной части тела к другой,осматривая все и не упуская подробностей.Не думайте,что Монтана молоденькая обворожительница.Эта способность действует лишь в силу ее возраста.Да.Ей все интересно. И поэтому кобылка не упускает до сих пор возможности побыстрее все исследовать.
Монтана спешно отвернулась,дабы не показаться невежливой в этот момент.Ведь оглядывание незнакомых коней было более чем неэтичным.Да и понять не так могут.Сода наклонила голову к траве,сочно хрустящей под ногами и выдернула пучок травы,осыпав кончик языка блестящими капельками росы,ослпеительно сверкающими на солнце.Идеально.

Капельки росы уже начали надоедать Монтане,а солнце напекало как сумасшедшее,будто стараясь проделать дырки в коже.да и к тому же кобыле досаждали комары, которые беспрестанно лезли в нос и глаза.Но от них было не спастись. Сода дергала головой, недовольно взмахивала хвостом,но от микроскопических кровопийц ее это не спасало. но совсем скоро кобыла просто напросто перестала обращать на насекомых внимания и стала мирно щипать траву, растягивая удовольствие и прожевывая каждую травинку отдельно с особым сладострастием. Хвост мирно размахивал по крупу,тем самым отгоняя все же нескольких обнаглевших в конец комаров,и заодно создавая ветер, который был сейчас как нельзя кстати. Становилось неимоверно душно, даже для утра.
До слуха Монтаны внезапно донеслись шаги. Кобыла дернула ухом, но не придала звукам особого значения. Насытиться сейчас было важнее, чем вслушиваться в утреннюю тишину.
Привет, меня Ликёр зовут, а тебя?-послышался голос.
Сода вздернула голову и увидела перед собой того незнакомца.Теперь кобылка смогла получше его разглядеть.Высок, прекрасного экстерьера,да и с манерами, похоже все в порядке. Кобыла невольно им залюбовалась, но вспомнив про неээтичность сего поступка, потупила взгляд. Также кобыла заметила красивый недоуздок, находившийся на незнакмоце. Особенно привлекла внимание цепочка, сверкающая на солнце и казавшаяся сейчас золотом.
Меня совсем недавно привезли сюда, до этого я жил в Англии, а ты? там было всегда дождливо и только очень редко были солнечные дни, ничего. что я говорю на ты? -затараторил незнакомец,испепеляя Монтану взглядом.
Сода немного отошла от коня, покачав головой,но сделав вывод о его чрезмерной самоуверенности. Кобыла взмахнула хвостом и сбила еще одно насекомое,а затем уставилась на Ликера.
Здравствуй.-промолвила Монтана.Sodamn ell Heib Montha Kreish
Сода коротко кивнула и слегка наклонила голову набок,все еще изучая коня.
Я прибыла из Аравии.-продолжила кобылка.В тех местах было жарко и сухо,не то,что здесь. Можешь обращаться на "ты".Я же не староста в табуне.
Последние слова Монтана произнесла с особой иронией и подмигнула,совсем незаметно.

Не в настроении – звучит даже слишком мягко.
Скверно все складывается. Опиум не пыталась скрыть своего крайнего расстройства и недовольства – день явно не удался, хоть и выглядел весьма многообещающим с утра. Парочка приятнейших знакомств, обожаемый ею дождь, увлекательная экскурсия – ничего не предвещало ужасного настроения, в котором она теперь прибывала.
Так могло бы  инее случиться. Все было замечательно, но в определенный момент, выйдя из задумчивости, Опиум осознала, что оказалась потеряна в полном одиночестве посреди незнакомой рощи, давно свернула с протоптанной тропы, да и потеряла своих спутников. Последнее расстроило больше всего. Разлука с Мгновением тяготила ее и почему-то даже укоряла Опиум, как будто бы не ее забыли посреди леса, а она намеренно ушла от спутников. Видимо, приятные впечатления от знакомства все же подкидывали ощутимую поблажку, скидку. Но все же общее состояние ахалтекинки было именно таковым – раздражение и расстройство, готовность наброситься с придирками и неосмысленными обвинениями на первого попавшегося на пути. Где ты, голубчик?
Не зря ее не занимал тот факт, что она оказалась не пойми где – найти конюшни не составило особого труда. Довольно скоро она вышла к леваде, пусть и увиденной ею в первый раз. Ерунда. Другие знакомые мечта явно где-то рядом. Но и возвращаться туда совсем не хотелось, так что приход сюда оказался весьма удачным.
Опиум слегка утомилась, ее поступь уже не была наполнена прежней грацией и легкостью, но с другой стороны ей и не перед кем было гарцевать и красоваться, можно было дать себе выходной. Не стоит думать, что ее грация всегда была показной. В душе актриса и танцовщица, Опиум всегда старалась вести себя возвышенно и достойно.
- Ох, - с досадой вздыхала она, глядя на свои мокрые грязные копыта, которые заметно пострадали от визита на болото. К тому же, стоит припомнить нелепое падение, от которого ненавистная грязь забралась куда-то на бок. Неохотно убеждаясь в этом, Опиум повернула голову назад и перечитала все серые пятнышки на соей некогда лоснящейся черной шерсти.
Выжимая из себя силы, кобыла устало подобралась к изгороди левады и, изображая страдальческое лицо, слепо уткнулась носом в одну из балок. У нее бы ни за что не получилось бы перемахнуть через ограду, даже если хорошенько набраться сил. Постояв немного так, она не торопясь, двинулась вдоль ограды, вполне логично предполагая, что таким способом непременно выйдет к калитке, а там и до знакомых мест рукой подать.
Судя по всему, внутри ограды никого не было. Слегка насторожившись из-за этого, она даже приостановилась снова, внимательно оглядевшись.

Отредактировано Опиум (2010-08-30 12:14:18)

«По-моему некоторые люди чрезмерно упрямы и самонадеянны».
Так думала про себя всем и всеми недовольная Опиум, когда впервые увиденный е. человек спокойно, ничего не утруждаясь объяснить или вообще сказать, вел ее к леваде, как какую-нибудь прирученную конюшенную лошадку. Это было неразумно с его стороны, Опиум могла бы ему как следует наподдать, непокорно взбрыкнуть, да так, что мало бы ему не показалось, но, пребывая в таком скверном настроении, она очень скоро одумалась от этой мысли. Слишком уж это хлопотливо.
Хотя, когда человек приблизился к ней, кобыла почти совершила резкий рывок в сторону, ноздри ее успели широко угрожающее раздуться, но почти в ту же секунду нарастающий гнев сменился на былое безразличие, Опиум тут же сделалась кроткой и послушной. Послушание это было далеко от фанатичного, охотливого, которое обычно порождалось любовью к человеку, скорее всего, послушание ленивое и вынужденное, которое некоторые люди сочли бы оскорбительным. Так и было нужно – как бы там ни было, она все же должна намекнуть хоть немного глупому конюху на то, что она с ним не согласна. Совсем чуть-чуть. Малость.
Чуть ранее до того, как ей пришлось связаться с этим человеком, Опиум все же успела разглядеть пришедшего к леваде незнакомца, который, честно признаться, не вызвал у нее ни хоть каких-то там положительных эмоций, как и желания подойти и познакомиться. Наоборот, она бы не прочь была бы излить на нем всю накопившуюся в ней желчь и злость, которая выпала осадком в ней после всего пережитого за день. Только и искала любого несчастного, а он и сам явился к ней почти при первой же мысли.
Не подавая виду, ахалтекинка лениво и не спеша прошла мимо него, как будто бы не обратив внимания, но в тайне таки бросив на жеребца пару беглых взглядов. Ей нужно было хоть немного догадаться о том, каков этот типчик. Если наброситься на него со своей злостью, то неизвестно, какая выйдет реакция. Если ей так удачно попался какой-нибудь наивный романтик, уже успевший влюбиться по уши с первого же взгляда, то не может быть ничего лучше. Если апатичный и безразличный ко всему, то можно рассчитывать и на то, что во время всего вашего с ним столкновения он не проронит ни слова, а это уже не особо интересно. Ну, а если какой-нибудь вспыльчивый гордец… Тогда жди перепалки, перебранки, а то и драки. А что? Покажи ему.
На этом, увы, варианты не заканчивались. Есть еще столько темпераментов и тонкостей, которые просто невозможно предусмотреть заранее.
Опиум нетерпеливо дожидалась, пока человек полностью скроется из поля зрения, и когда это случилось, она шумно, сладко зевнула, предавая своему усталому лицу новой свежести, как будто только что хорошенько выспалась. Недобрая улыбка заиграла на ее морде,
- Как скучно. Этот просто пришел травку щипать, - в сторону процедила она сквозь зубы, как будто адресовывая это замечание кому-то из своих подруг, но, как всем здесь прекрасно известно, рядом никто не мог здесь находиться.

Отредактировано Опиум (2010-08-30 12:39:01)

«Ну вот. Так даже не интересно» - слегка расстроилась ты, увидев показное безразличие жеребца и его невозмутимость. Возможно, стоило произносить те слова чуть громче и четче, видать, малость не рассчитала. Но тогда это все даже странно – незнакомец как будто уже наперед знал намерения Опиум и действовал таким образом, что сводил все ее планы и  старания к нулю. Абсолютному нулю.
Изначально Опиум самонадеянно предполагала, что фраза, достигшая ушей жеребца, непременно вызовет в нем волну возмущения, и он сам сделает за нее всю работу – подойдет, нагрубит, а она подхватит. Но складывалось все так, что она должна была снова подбираться к нему, снова пытаться вызвать в нем хоть какие-то эмоции и хотя бы малый интерес к себе, если конечно хитрец снова не отойдет от нее на другой конец левады.
- Вот упрямец, - раздражаясь, буркнула она, отводя морду в сторону. Губы едва ли слушались ее, дрожа от возмущения и даже от оскорбления. Опиум с ужасом заметила за собой, что ее действительно немало задело такое отношение к себе.
«Отлично. Стоило пойти хоть немного чему-то не так в моем плане, и на тебе».
Не стоило думать об этом, тогда бы на нее не нашла эта внезапная тоска. Так глупо захлестнувшая ее обида чуть не вылилась наружу со слезами, которые ты так старательно сдерживала, с большим трудом и только благодаря слаженной работе неутихающей злости и голосу гордости.
Неизвестно, заметил ли эту слабость незнакомец, но еще одна секунда, две, и ее не стало. Только появившаяся во всем ее поведении неуверенность говорила о том, что все же что-то оборвалось в ней, уязвлено.
Упрямо кобыла зашагала к незнакомцу, уже не так уверенная в своих силах и в справедливости своего глупого решения ни с того не с сего нападать на кого-то. Но на полпути она вдруг остановилась и низко отпустила голову, по-дурацки шевеля губами над травой, правда, так не разу и не ухватившись ни за одну травинку – просто сделала вид, что не имела никаких намерений, что просто гуляет и что более никто вокруг ее не интересует. Внезапно увидев себя со стороны в тот момент, когда она решила переиграть, она обнаружила свои действия неправильными и несогласными с ее обычными принципами и правилами. Более того, гордость все это время люто протестовала, и на то были причины.
Теперь наврядли мы вообще еще раз столкнемся. Так и будем порхать друг от друга, не обмолвившись ни одним жалким словечком. Придется переждать, а злость, если донесешь ее дальше, выместить на ком-нибудь другом, верно?
- А-а, ну и отлично, - обиженно протянула она, так спонтанно и неожиданно для себя, что даже не успела согласовать это действие ни с гордостью, ни с чем-либо еще. Узнать собственный голос она смогла едва, от чего-то он дрожал и, кажется, все это время она до сих пор удерживала слезы обиды, - Подумаешь, запнулась, упала… ну неопрятно конечно, - хоть и сама знала, что дело было вовсе не в пугающей внешности, - Ну и убегайте, давайте,- закончила она, и последние слова уже бросала незнакомцу, поворачивая к нему голову - развернулась к нему спиной.

Можно было и не поддаваться эмоциям. Даже они не возымели должного действия на отношение незнакомца, он не сжалился, но и не сделал так, как сказала ты. Но все равно, обидно. Все прошло даром, и Опиум стало только стыдно за себя и за свою вспыльчивость, за те слова, что разорвали это их обоюдное молчание. Из этой игры, которую они, не сговариваясь, затеяли между собой, она вышла проигравшей. Но есть еще второй раунд, и ты неуверенно принимаешь и в нем участие.
А, говоря на чистоту, она едва ли удерживалась от того, чтобы не самой перебраться на другой конец левады, лишь бы не видеть упрека свой глупости в его лице – эта улыбка. Или у тебя просто слегка разыгралось воображение, может, он и не улыбался на самом деле, могло подкачать слабое зрение, между ним и тобой еще немалая дистанция.
Но не стоит обманывать себя. Тебе интересна эта личность, ты даже по-своему заворожена им, в сердцах безмерно восхищаешься и преклоняешься его манере держать себя и вести себя с такими наглыми и неумелыми злоумышленниками, как ты. Но это в сердцах. А так она убеждала себя в том, что всем своим существом презирает этого хитрого типа и все еще будет пытаться навредить ему, теперь еще и с двойной силой, и за те события, что так расстроили ее недавно, и за то, что он такой.
Пока не решаясь на новую попытку подобраться к нему, да и потеряв всякую надежду на то, что она хоть сколько-то его интересует. Опиум действительно принялась за траву, с досадой отметив про себя, что она совсем не голодна, но вынуждена хоть чем-то занять себя, чтобы не тешить самолюбия незнакомца своим назойливым вниманием. Она не чувствовала вкуса этой чахлой травы, ей было наплевать на то, что она слегка отличалась от луговой травы.
Странный непохожий ни на что звук мгновенно достиг ее ушей, и Опиум с готовностью подняла голову и зарыскала вокруг глазами. С готовностью потому, что она только и искала себе новое занятие, но кто бы мог догадаться, что это снова проделки хитрого жеребца. Опиум оскорбилась, угрожающе заложила уши, пристально наблюдая за тем, как незнакомец преспокойно щиплет траву, но все же поглядывает на нее, не то усмехаясь, не то проверяя. Такой способ привлечь к себе внимание был до того странен, но и прост, что самое время было себя упрекнуть в том, что сама до этого не додумалась. Но все же недоумение не сходило с ее морды, как и видимое раздражение. Теперь он сам подбирался к ней.
«Перемена ролей?» - с удовольствием про себя подумала она, незаметно усмехнувшись, и, как бы поступил на ее месте он, безразлично повернулась к нему боком и продолжила щипать травку. Совершенно точно, он не пойдет ей дальше на поводу, остановится и все также сделает вид, что она его не интересует. Опиум дождалась этого и потом, приподняв голову, издала совсем другой звук, очень похожий на пение птички,
- Тики-тики-фью, - и, как будто проследив взглядом за этой самой птичкой, плавно подняла голову к небу, долго вглядываясь в голубую бездну.

«А давайте еще потопчемся, Вы не против?»
Моросящий мелкий дождик не торопился омыть твою грязную пыльную шерстку, так и хотелось, так и надеялась, что вот-вот он перерастет во что-нибудь посерьезнее, но непогода так и не разошлась, наоборот, дождь закончился так быстро, что грязь на боку и копытах только стекла чуть ниже. Опиум решила не оставлять этого вот так, а во что бы то не стало очистить шкурку. На какое-то время она позабыла о таинственном незнакомце, полностью погрузившись в проблемы личной гигиены. Непонятно, как она вообще могла столько времени терпеть это, видимо, появление жеребца сказывалось на ее потребности в чистоте и она стремилась подать себя как подобает, не проронив достоинства, какие бы намеренья не имел он к тебе. Пусть даже самые скверные.
Оторвавшись от травы, Опиум неожиданно сорвалась с места, одним длинным легким прыжком преодолев расстояние в два метра, едва не натолкнувшись на своего безмолвного соседа. Тут то она и вспомнила о нем, и, быстро совладав с движениями, очень ловко и так по-жеребячьи резво развернулась в противоположную сторону, снова резво отскочив. Длинные стремительные прыжки последовали один за другим, она как будто ловила последние капли, падающие с неба, направляя их себе на спину. Еще больше правдивости придуманному образу предавал ее устремленный в небо взгляд и слегка приоткрытые от ожидания и радости губы. Когда дождь прервал ее игру, она, совершенно не смутившись от этого, не помедлив, глухо повалилась на траву и задрала копыта вверх. Трава, смоченная влагой, приятно прикоснулась к ее влажной шерсти. Опиум, забывшись, стала с сладкими вздохами ворочаться по земле. Жилка между головой и шеей красиво и рельефно заиграла в такт поворотам ее тела, влажная грива хоть и казалась теперь еще более редкой, хоть и слиплась, но только подчеркнула красоту ее лебединой шеи и узкого лба с маленькой белой звездочкой посередине. Ее никогда не было видно из-за челки раньше.
Последний раз, уже так лениво и неохотно повернувшись, она улеглась набок и затихла, словно уснула. Это не усталость, не блаженство, а лишь продолжение игры. Ты внезапно вспомнила о том, кто здесь все еще мог находиться (а, может, и ушел уже). Непонятно, в самом деле. Можно было бы поднять голову и проверить, но пусть хитрец немного побеспокоиться о ней, если это возможно, и подойдет к ней. А уж прикинуться неподвижной она сможет – ей все равно так приятно разлечься здесь. И почти не важно уже, стала ли чище от этого твоя шерсть, или все еще требует ухода.

Было так спокойно и тихо. На первое время. Беспокойство охватило ее очень скоро, по мере того, как проходило время, но никто не появлялся рядом. Опиум готова была очень расстроиться, ведь, как же так? Она уже довольно отчетливо увидела в своей душе симпатию к этому незнакомцу и не отрицала того, что просто-напросто поддалась на его своеобразную магию. Повелась, как молоденькая ветреная кобылка из тех, что бегают дружными группами от одного жеребца к другому, повыше задрав хвосты и доставая надменно своими носами чуть ли не до небес. От такого пугающего сравнения и одной мысли о том, что она могла бы ввести в такое глубокое заблуждение о своем возрасте незнакомца, ей вдруг стало стыдно за себя. Просто Опиум, к великому сожалению, не видала за своей спиной во время скачки, что он бегал рядом с ней, так же резвился и даже не отказал себе в непозволительном удовольствии покататься по траве.
И вот она лежит тут, уже давно открыла глаза и не пыталась притвориться. Если уж еще есть надежда на то, что он подойдет посмотреть на не, так пусть уж получает не очередную игру, а всю правду – «да, я жива, все в порядке». За этим бы обязательно последовала ее улыбка, полная искренности и радости, она бы встала перед ним и сказала бы что-нибудь в таком духе – «Я так боялась, что мы с Вами так и не узнаем ничего друг о друге». В томительном ожидании она искусала себе нижнюю губу, и почувствовала уже не удовольствие от такого бесполезно лежания, а одно неудобство. А еще у нее затекало одно копыто, а по боку, однако, полз какой-то особо наглый субъект. Жук, стало быть. Вот мерзость.
Ей все время казалось, что кто-то дышит ей в уши. Так странно. Возможно, она так исказила обычные ощущения от поддувавшего ей в затылок ветра, а, может, действительно особо остро чувствовала даже отдаленное дыхание жеребца, который таки лежал прямо за ней. И она, конечно, об этом не знала.
Еще разок прикусив разболевшуюся и уже опухшую, Опиум снова почему-то задумалась о группе юных девиц. Где она уже видела эту картину? Она не могла помнить, ведь ее воспоминания ушли, она не могла вспомнить даже самых ближайших произошедших с ней событий. Что уж говорить о далекой юности. Бедные, бедные мои воспоминания. Я не могу знать ничего – откуда я родом, живы ли мои родители, есть ли любимый, дети, кто я и в чем цель моего пребывания здесь. Ничего не вспомнить. А ведь может оказаться и так – родители где-то здесь, в конюшне, и каждый день с тоской наблюдают за дочерью, которая ни разу не взглянет на них и не пожелает доброго утра. Любимый тоже где-то неподалеку и воспитывает ее собственных детей на пару с какой-нибудь молоденькой «акушеркой». Она – какая-нибудь знаменитая на весь мир звезда выездки, и вот-вот на днях состоится ее очередное выступление, но никто не может найти звезду, которая, оказывается, гуляет не пойми где.
Это было даже смешно. Даже не зная о своем прошлом, она с уверенностью отвергала этот возможный вариант. И что за привычка сгущать краски и ждать только худшего? Родители где-то далеко и никогда не вспомнят о красавице-дочке, у нее нет никаких воздыхателей и тем более детей, а сама она – нахлебница в этой конюшне, и нет человека, который взялся бы за ее талант и охоту к выездке. Это звучит более правдоподобно.
А что же те кобылки собственно? А ничего. Они все также гуляют маленькой кучкой, почти летят над землей в своей легкой, преисполненной грацией рыси, повторяются холодными и безразличными перед молодыми жеребчиками, но каждая из них горит и страстью, и желанием остановиться и познакомиться. Что за картина? И почему так настойчиво лезет в голову?
Опиум, едва совладав со своими ослабевшими от лежания копытами, поднялась и, бросив случайный, хмурый взгляд в сторону от себя, прямо таки обомлела, и так и осталась стоять с не до конца разогнутыми передними копытами и опущенной головой.
- Ой, - невпопад сорвалось с ее языка. Кто бы мог подумать – он все это время был рядом, опять таки, перехитрил ее. Ты стояла и не знала, восхищаться ли на эту его ловкость и хитрость, или злиться на нее же, а может снисходительно улыбнуться и действовать по старому плану? Уже как-то не идет с уст эта фраза, но улыбка – это всегда пожалуйста. Сконфузившись, Опиум смущенно улыбнулась, но дальше не спешила снизойти до чего-то большего. Если уж с треском проигрывать его остроумию, то хотя бы смягчить свою неудачу маленьким торжеством гордости. Ты развернулась и прыжками отдалилась от жеребца, оказавшись у одной из сторон изгороди. На этом месте ты тюкнулась носом в одну из балок, как будто расстроившись от мысли, что дальше ей не убежать.

Отредактировано Опиум (2010-09-01 06:13:56)

Опять сомнительное тупиковое ожидание.
Ну почему снова ждать? Что же это за игра у нас с Вами такая. И к чему продолжать, когда же и так ясно, кто в ней силен, а кто не очень. Опиум неподвижно стояла все там же, у изгороди, ощущая неприятную влажность балки, к которой так некстати прислонилась носом. Когда она проделывала это незатейливое движение в первый раз, еще находясь по ту сторону ограды, дерево приятно грело и источала приятный солнечный запах. Опиум недовольно всхлипнула носом, но не отступила и не отпрянула от забора. Больше всего ее пугала не перспектива промочить нос, а простоять вот так вот еще очень долгое время, сколько и пришлось ранее пролежать. Но таковы эти странные правила игры, можно вынести это, покуда уставшие копыта не взноют от неподвижности. А пока…
Пока, чтобы было не скучно, можно оглядеться вокруг.
Как низко опустились серенькие тучи. Как будто их совсем уже нетрудно достать носом. Стоит лишь подняться повыше, да хоть бы устоять пару секунд на заборе, да и потянуться бы повыше, и тогда, быть может, сможешь узнать, какой вкус имеют эти пушистые облака. Может даже, те, что побелее приятнее на вкус, чем серые? Или нет? Ну никак не узнать, пока не дотянешься.
Какая коренастая маленькая сосенка, которую так заботливо обнесло изгородью люди, а не убрали с дороги, как обычно они привыкли поступать. Она смело высунулась на травянистую поляну, не боясь того, что отдалилась от старших высоких сосен. Те стояли чуть дальше, возвышаясь небольшим лесом, намного выше, сильнее, чем она. Уивтельно, как из такой малютки когда-то вырастет такое величественное дерево. И очень жаль, что Опиум вскоре совсем забудет и о сосенке, и о том, что думала о таких вещах. Если не забыла бы, то, наверное, еще пару раз навестила бы это место, чтобы собственными глазами увидеть это волшебное превращение, отследить судьбу маленькой сосенки.
Ну и, наконец, какие шумные эти птицы. Да. Стоило выглянуть солнцу, как они тут же залились своей неугомонной радостной трелью. Узнать бы, о чем они щебечут. Ведь нельзя же так шумно восхвалять солнце, даже при всей любви к теплу и потребности в солнечном свете. Опиум вглядывалась в пушистые ветви сосен и елочек, желая разглядеть крылатых певцов, но они так умело спрятались, что это занятие очень скоро оказалось бесполезным. Только одна пташка выдала себя, перемахнув с одной ветки на другую. Она шумно взлетела в воздух, стремительно пронеслась от елочки к елочке, надеясь, что никто не уследит за ней, но Опиум очень чутко отреагировала на хлопанье крохотных крылышек и с улыбкой всмотрелась вглубь хвои.
- Тики-тики-фью, - задрав губку, пропела она не своим голосом, в нем появилась какая-то хрипица, которая мало ее украшала. Больше она не имела возможности понаблюдать природу.
Он. Он…
Ты шумно, содрогаясь от волнения грудью, сладко вздохнула, когда звуки этого голоса коснулись твоего уха. Так близко, так близко. Опиум боязливо повернулась к незнакомцу, с ходу выдав свое волнение приоткрытыми губами, словно застывшими в попытке сказать о чем-то очень горячо и страстно. Если бы воздух был холодным, горячность ее дыхания непременно бы отразилась в нем паром, часто-часто вырывающимся из приоткрытого рта. Как она могла помышлять что-либо недоброе по отношению к этому прекрасному галантному незнакомцу? Хитрость и острый ум теперь виделись в ее понимании одними лишь его достоинствами, не осталось ничего, за что бы она могла его недолюбливать. Бесспорно, ты попалась на крючок и чувствовала к нему горячую пылкую страсть.
Может, давно пора? Сколько же ей уже лет? Если бы она находилась сейчас в охоте, возможно, еще заинтересовала такого взрослого и опытного джентльмена, а так он едва ли принимал ее всерьез, хоть и Опиум изо всех сил удерживала себя от того, чтобы без раздумий верить его тону и красоте произнесенной фразе.
- День добрый, - неуверенно произнесла она, растерянно и неумело склонив перед ним головку в коротком приветствии, - Почему? Почему же только сейчас? Вы меня, право, совсем измучили, - плаксиво добавила она, стараясь не смотреть на него, ведь эти речи действительно не имели большого смысла, он имел права не заметить этих слов. Забылись попытки и повздорить, и подраться, как будто она с самого начала, томимая тоской и тайной страстью, воздыхала и носилась за ним по всей леваде.
Опиум попыталась улыбнуться, представив мысленно такую забавную сцену, но вдруг совершенно ясно почувствовала, что не в силах сдержать неожиданные слезы. Она испуганно подняла на него свои глаза, полные испуга, как бы спрашивая одними ими: «Ой, что же это? Вы не знаете отчего?», и в то же время убеждала ими, что причина этих глупых слез не в нем. Но на самом же деле? Неужели она так растрогалась от одного обращения к себе, столь тактичного и галантного. Как странно Просто немыслимо.

Тебя привели сюда. Ты дышала тяжело. Голубые глаза искали выхода, но человек лишь отстегнул чёмбур и развернувшись к тебе спиной ушёл откуда вы с ним и выходили вместе. Ты опустила голову и зашагала по кругу, стараясь не придавать особого внимания тому, что рядом с тобой кто-то был ещё. В голове был полный бардак и ты старалась в нём разобраться. Последние события забылись, но восстановив цепь ты постепенно всё вспомнила и остановившись напротив изгороди посмотрела сквозь перекладины на молодые ели. Воздух пах солнцем и уходящим теплом. Этот год пролетал так же быстро, как снежинки зимним вечером, когда-то. Чёрные зрачки расширялись от наступающей темноты и теней от деревьев и здания конюшни. Слегка повернув голову ты поняла, что лучше сейчас не мешать кобыле и жеребцу, но почему-то ты почувствовала пустоту внутри, да такую, от которой всю свою жизнь бежала и чуть не упала в эту пропасть, которую люди называют сумасшествием. Пройдя ещё немного ты вновь остановилась и чихнув положила хрупкую на первый взгляд голову на перекладины. Голубые глаза были цвета неба и в них была видна вся глубина твоей души. Зрение почти восстановили. ты видела может и не очень хорошо, но видела, а не как года два назад. была полная мгла перед глазами, а всё та злополучная ночь и фейерверки и ты по чистой случайности оказалась где-то неподалёку от них, а люди не уследили за тобой. Переступив с ноги ты фыркнула и прикрыв глаза задумалась. Ты не верила самой себе и не верила в то, что сейчас можешь видеть тот мир, которого до этого просто не было. Ты умела исполнять дурацкие трюки людей и слушать мир и слушать ветер и шелест травы, но не знала, что это, а сейчас всё видно. Немного постояв так ты подошла к выходу и встала там, стараясь быть более незаметной и не мешать этой парочке. Наверное смешно видеть и смотреть на такую семилетнюю кобылу, которая как жеребёнок разглядывала всё, что было вокруг неё, даже тех же птиц и букашек, которые были совсем рядом ты разглядывала по пять минут и больше.

Ты почувствовала на себе взгляд той кобылы, но не повернула даже головы в ту сторону, ты слышала, как она отошла от жеребца, ведь до того, как тебе и твоему взору открылся этот мир ты полагалась только на слух и на свои чувства. Голубые глаза слегка засмеялись, а сама ты улыбнулась как-то по-своему чисто и не фальшиво. Ты прошла ещё пару шагов и застыла на месте как скульптура. С ветки могучей старой ели, которая выделялась из всей толпы остальных елей, которые были маленькими и светло-зелёными на тебя капнула капля от чего ты шарахнулась назад и опять ушла в себя. По-скольку в детстве тебя не понимали или даже не хотели понимать жеребята, да и взрослые лошади тебя жалели из-за твоей беды со зрением ты выросла замкнутой и не разговорчивой кобылой, но оказавшись тут ты улыбалась. Что творилось в твоей голове порой ответить на этот сложный вопрос не могла и сама ты. К изгороди подошёл конюх с ветеринарным врачом, который совсем недавно делал тебе операцию на глаза. Они постояли и посмотрели на тебя немного погодя сказал вет-врач.
Она идёт на поправку. Саша присмотри за ней, не оставляйте её одну в леваде, без конюха, который был бы рядом. Я волнуюсь, что не видя этот мир она может вести себя с людьми и с лошадьми очень странно.
Слова звучали монотонно и без нотки радости или же меняющихся эмоций, как это было у всех людей. Тебя больше не жалели, как несчастное искалеченное судьбой существо. Ты была свободна выбрать свой путь и сейчас ты терялась в догадках что тебе делать? Немного погодя конюх кивнул врачу и они отошли подальше. Ты же подняв голову повыше заржала и отвернувшись от людей отошла и от изгороди. Остановившись почти на середине левады и осматривая окрестности. Из-за твоего ржание с веток той старой ели взлетели два ворона и растворились в небесах. Солнце опять зашло за большую тучу и ты посмотрела на землю и затихла.

Не без удивления ты проследила за тем, как Кофф сначала раздраженно окрысился (по отношению к тебе ли?) и отдалился от тебя, куда-то ускакал, не сказав ни слова, а ведь ты, вроде бы, даже не сказала ему своего имени. Опиум с непониманием смотрела ему вслед – эта задумчивость моментально отразилась на ее лице, даже уши она отогнула назад, напуская на себя побольше жалости, ибо этот странный ход был до того не подвластен каким-либо ее объяснениям, что она очень нуждалась в чьей-то помощи.
«Неужели Вы решили, что я тут же променяю Ваше общество на общество этой прелестной незнакомки? Боже правый, Вы ошибаетесь».
Эти слова следовало бы произнести вслух, прокричать даже, если осмелишься, ведь в любой момент ты можешь снова потерять его расположение и мимолетный интерес к себе. Но, другой вопрос, станет ли тебе от этого грустно? Ничего не можешь сказать о том, как обстояло с этим раньше, но из твоих недавних воспоминаний тебе тут же припомнился один молодой жеребчик-ахалтекинец, влюбленный в тебя. Он ушел, не изменив своей романтичной натуре, с громкими словами, оставляя за собой надежду на милость твою, но ты не чувствовала ничего. Ровным счетом ничего. Ты просто играла с ним, это доставляло радость, тешило самолюбие. И в определенный момент, находясь еще в своем образе, ты едва ли не пошла тогда за ним следом, пока не поняла, что сердце твое пустое и холодное к нему. И ни к чему этот фарс.
Вот и сейчас. Опиум мучительно прощупывала эти самые чувства, есть ли они, или внутри до сих пор равнодушно и холодно. Даже если так, пусть, но почему бы не доставить себе еще немного удовольствия? Изучить такую необычную натуру, попробовать найти к нему подход, но не позорно оставить это, спасовав перед невиданной ранее силой характера, не влюбив в себя. Иногда так хочется пойти на поводу своего внутреннего «я», кокетки, распущенной высокомерной дамочки.
Так до конца и не поняв мотива своего поступка, Опиум все же зарысила за ним, намеренно не срываясь в галоп, как будто ей нет сил бежать за ним скорее. Молчаливо следуя за ним, она не упускала из виду его затылка, ведь в любой момент он может заметить ее преследование и обернется, а она тут же подхватит его взгляд и все объяснит, если он и так не догадается. На языке взгляда она объяснится в своей привязанности и убедит Коффа в том, что не готова закончить разговор с ним так скоро, пусть даже здесь, на этой леваде окажется целый табун сородичей. Что значит каждый из них в отдельности в сравнении с такой недлинной, на первый взгляд, но все же забавной и по-своему незаурядной историей их отношений.
- Мери. Меня зовут Мери, - вытягивая шейку, негромко посылала она ему вслед и, будучи уверенной в том, что эти слова возымеют должное действие, остановилась в ожидании, - Мери Энн, если угодно.
Мери Энн. Откуда вообще она знала о существовании этого имени? Откуда оно появилось? Она не могла помнить о своем прошлом имени «Опиум». Только от прошлых знакомых и друзей, если и они не намеренно не растеряли это маленькое никчемное воспоминание.

Пугающий взгляд, совсем другой. Опиум до этого не видела его таким потерянным и напуганным. Сотканный из различных найденных в нем черт характера и впечатлений дал трещину, ибо не предполагал до этого ровно никакой его слабости. А сейчас. Такой взгляд принадлежал кому-то другому, запуганному, пережившему что-то страшное. Ты много чего о нем еще не знала, поэтому не стоило, в общем-то, так удивляться этой внезапной перемене. Но все равно. Этот взгляд навсегда запомнится тебе – ощущение было и правда очень схожее с таким, как будто тебя увидели насквозь, как будто тебя и нет вовсе не этом месте, невидимка. Была, существовала, а тут просто исчезла. Произносишь слова, а, оборачиваясь, пугаясь и сходя с ума, кто-то ищет тебя взглядом и не понимает, как мог слышать слова, исходящие от пустого места.
Растерявшись от этого, Опиум оглядела себя, как бы убеждаясь в том, что она существует. И, повинуясь абсолютно тому же порыву, к ней подошел Кофф и дотронулся до нее. Так вы, не догадываясь,  только что сошлись в мыслях. Мило было бы осознать это, но в этот самый момент Опиум узнала в этом жесте только прежнюю нежность. Значит, все в порядке, не стоит прерывать приятных моментов.
Так она, не хотя, позабыла о новоприбывшей.
- Домашняя? – бессмысленно переспросила она не для того, чтобы случайно не ответить на нерасслышанный вопрос, а только чтобы получше вникнуть в саму суть. Вопрос не казался ей глупым, хотя, если бы она помнился свою жизнь чуть лучше, то она, конечно, подумала бы о том, как об этом спрашивают банально и часто. Оставалось только действительно призадуматься. Домашие и дикие лошади. Для нее не существовало четкого понятия ни одного, ни второго слова. Она не видела совершенно свободных лошадей, не имеющих ничего общего с людьми, но она и не видела таких, на которых бы ездили люди. Она видела только людишек, которые ошивались рядом – приводят и уводят, кормят, чистят, но такие люди не главенствуют, не подчиняют, а скорее наоборот прислуживают. Она не знала вкуса железа, не знала и вкуса свободы. Сама связала себя с этим местом, как кошка, гуляет сама по себе, то в денник украдкой проберется, насытится, то совершит прогулку. Кто же я? Кто?
- Я… я просто ничья. У меня нет человека, как и смелости для того, чтобы покинуть эти места. Тало быть, я не свободна все-таки, - так она ответила и, наконец, принялась за прежнее почесывание его холки, хотя и ожидала до сих пор каких-то дальнейших вопросов.
Интересно, а он сам-то домашний? Опять таки, человек, которого можно было бы сдуру назвать его хозяином, всего лишь привел Коффа в эту леваду. Но, рассуждая, можно прийти к выводу, что в его возрасте ему явно нельзя приписать то легкомыслие, с которым ты бесцельно шатаешься по конюшням и диким местам. Он давно мог определиться и отдать себя или в руки людей, или воле.
Впрочем, он расскажет тебе сам. Ведь так? Рассказ просто напрашивается сам.

Отредактировано Опиум (2010-09-07 13:26:42)